Прошло уже более ста лет после окончания гражданской войны. Несмотря на все призывы к гражданскому примирению, звучавшие с конца 1980-х годов, оно так и не было достигнуто. Значительная часть граждан России по-прежнему знает больше о «красных», чем о «белых», и превозносит их по-прежнему, несмотря на очевидные факты: гражданская война 1918-1920 гг. была развязана пришедшими к власти большевиками, которые стали строить «новый мир», новое государство на крови своих соотечественников. Жертвами большевиков в эти годы стали около двух миллионов человек. Бытует мнение, что в рядах белых были одни лишь дворяне и что они защищали свою разрушенную, сытую, аристократическую жизнь. Но это было не так. По обе стороны воевали представители различных слоев общества. Одним из самых ярких военачальников времени гражданского противостояния стал генерал Владимир Каппель. Каким он был? Почему его останки были возвращены в Россию, в некрополь Донского монастыря – вместе с останками других, бесконечно любивших Россию, но скончавшихся на чужбине, русских офицеров, писателей, философов? Предлагаем вниманию читателей беседу с Александром Николаевичем Алекаевым, благодаря которому останки героя были возвращены в Россию, и краткий очерк о генерале Каппеле.
Александр Николаевич Алекаев — предприниматель, член Общественного совета при Министерстве юстиции России, учредитель фонда «Возвращение». Автор проекта «Белые воины», руководитель одноименного издательского агентства. Награжден Святейшим Патриархом Алексием II орденом святого Даниила Московского III степени (за восстановление из руин храма во имя Спаса Нерукотворного Образа в Московской области) и медалью святого Сергия Радонежского I степени (за помощь в восстановлении Иоанно-Предтеченского монастыря в Москве).
— Александр Николаевич, как и когда зародился Ваш интерес к Белому движению, как начиналась работа издательского агентства «Белые воины»?
— В начале 2000-х годов в одной книге, подаренной мне знакомыми, я увидел фотографию русского генерала с аксельбантами Генерального штаба. Это был генерал Сергей Леонидович Марков, который сражался на Юге России в рядах добровольцев, в армии генерала Деникина, и сам был одним из основателей Добровольческой армии. Меня поразил его облик. Марковцев мы все знали по роману Алексея Толстого «Хождение по мукам». Марковцы, дроздовцы там описаны как каратели-изверги, без суда и следствия казнящие всех подряд. Но даже внешний облик Маркова совершенно не соответствовал тем представлениям, которые складывались по прочтении романа. И я стал искать материалы о белых воинах, Белом движении. Сейчас таких материалов очень много, а тогда эта тема была еще слабо разработана. И вот, в своих поисках я вышел на группу историков, молодых ребят, впрочем, уже имевших ученые степени. Они тоже занимались этими вопросами. И мы решили сделать книгу о генерале Маркове — «Марков и марковцы».
Первое издание этой книги вышло в 2001 году. Затем мы решили продолжить серию и основали информационное агентство, которое назвали «Белые воины». Слово «белые» здесь — еще и в значении «светлые». Мы хотели рассказать о людях с чистыми, жертвенными душами, стремившихся спасти Россию, о людях, которые для себя ничего не выгадывали и не ждали, кроме тернового венца и креста на могиле. С самого начала основными целями нашего
проекта «Белые воины» было воссоздание исторической правды о событиях русской истории XIX — начала XX века и восстановление преемственности с исторической Россией, прерванной событиями 1917 года, а также правдивый рассказ о Белой России, Белом движении и его деятелях. В нашей серии вышло уже девять книг. Серия эта не коммерческая, мы продаем книги за ту цену, в которую они нам обошлись. Это уже магазины потом «накручивают», а мы книги отдаем по себестоимости, просто чтобы люди читали и знали правду о тех событиях и их участниках. И мы не только книги издаем. Наш проект «Белые воины» реализуется в самых различных сферах деятельности. Вот, например, когда в 2001 году мы издали книгу о генерале Маркове, захотелось сделать что-нибудь еще для увековечения памяти этого человека. И было решено установить ему памятник на месте его гибели, в Ростовской области на станции Торговая (ныне город Сальск). Это памятник из бронзы, его выполнил известный скульптор, народный художник России Владимир Суровцев. Так в 2003 году появился первый памятник белому офицеру в истории новой России.
— Вы столкнулись с какими-то препятствиями в этом начинании?
— Огромные были препятствия. Мне в течение полутора лет приходилось чуть ли не каждый месяц летать в Ростов. Но тем не менее с помощью атамана Всевеликого войска Донского, депутата Государственной Думы Виктора Водолацкого и при участии многих благочестивых православных людей нам удалось этот памятник установить. Потом, уже через год, был установлен памятник адмиралу Александру Васильевичу Колчаку, но наш памятник был первым. Я не горжусь этим, просто рассказываю, как это всё начиналось. Сейчас ведь Белое движение совсем по-другому воспринимается, а когда мы делали первые шаги по увековечению памяти Маркова, на нас смотрели просто как на ненормальных. Когда я в начале 2000-х пришел к Суровцеву с этой идеей, он мне сказал: «Саша, я не буду этим заниматься, это бесполезно. Никто не даст поставить памятник белому генералу, зачем тратить время?». Я говорю: «Ты все-таки почитай о Маркове, а там посмотрим». Прошел примерно месяц, он звонит и говорит: «Ладно, попробуем».
— А почему следующую книгу серии «Белые воины» Вы решили посвятить именно Каппелю? И как возникла идея возвращения его останков на Родину?
— Наше первое издание, «Марков и марковцы», описывало события на Юге России. Мы решили, что в следующей книге надо рассказать о ком-то, кто воевал на Восточном фронте, на Волге, на Урале, и наш выбор остановился на генерале Каппеле. Это был человек чистейшей души, на которого не падала никакая тень. С кем бы мы ни говорили, никто о Каппеле плохого сказать не мог. Очень много работали над этой книгой, использовали большое количество материалов, доступных только в архивах — в Российском государственном военно-историческом архиве, в Государственном архиве Российской Федерации… Да, первое издание вышло с какими-то погрешностями, впрочем, устраненными в последующих изданиях, но тем не менее книга — как памятник этому человеку. И, как и в случае с Марковым, мы поняли, что только книгой отделаться было бы неправильно. Ведь останки Каппеля покоились в далеком Харбине. Первоначально он был захоронен в Чите, а затем, после отступления белых, его тело было перенесено в Китай. Это значит, что люди, оставив какие-то свои личные вещи, свои реликвии, несли на плечах гроб с телом любимого командира за тысячи километров — через горы, через границы. Можно себе представить, какие трудности они преодолели, чтобы спасти его останки от поругания. Мы же знаем, что делали большевики с телами руководителей Белого движения, когда захватывали территорию. Как, например, выкопали останки Лавра Корнилова, глумились над ними. И такая же судьба ждала бы и генерала Каппеля. Естественно, каппелевцы не могли этого допустить. Так Каппель оказался в Харбине. Тогда это был русский город, где действовало около 25 православных храмов, причем храмы — огромных размеров. Они и до сих пор там стоят, но сохраняются как музеи, служб там не совершается.
И вот, мы решили отыскать останки генерала Каппеля и вернуть их на Родину. Занимались мы этим около четырех лет не покладая рук. Я к нему за это время проникся… просто как к родному отцу. Обошел все кабинеты… Помню, мы со скульптором Владимиром Суровцевым пришли к Алексею Федотову — он теперь посол по особым поручениям при министре иностранных дел, а тогда был заместителем министра иностранных дел, — и он нам сказал: «Не тратьте зря времени, китайцы никогда вам Каппеля не отдадут». Но я все же попросил его: «Вы подпишите письмо, а там как Бог даст» — и про себя повторил евангельские слова: невозможное человекам возможно Богу (Лк. 18, 27). Федотов подписал наше письмо в посольство России в Китае с просьбой оказывать нам максимальную помощь, и процесс потихонечку пошел. Потом я сам не без удивления вспоминал свои хождения по всяким высоким кабинетам. Ведь у меня не было никаких знакомств, просто шел напрямую, звонил, пробивался… В МИДе у меня потом образовалось большое количество знакомств — от секретарей посольства до замов послов. И, что самое интересное, все реально помогали, никто не отказывался. Когда я называл имя Каппеля, дарил книгу, изданную нами, рассказывал о нем — люди как-то проникались… Все, правда, выражали опасение, что работа эта — пустая, но тем не менее помогали. Особенно помог Евгений Максимович Примаков, в те годы занимавший пост Председателя Торгово-промышленной палаты РФ. Его хороший знакомый, член ЦК компартии Китая, издал здесь книгу на русском языке, и Примаков через своего начальника протокольного отдела пригласил меня в китайское посольство на презентацию этого издания. Когда презентация кончилась, все как-то вместе отошли в сторону, и Евгений Максимович сказал, что вот, такой вопрос, связанный с нашим русским офицером, генерал-лейтенантом Генерального штаба. Этот высокопоставленный китайский чиновник посовещался с послом и велел оказывать максимальное содействие.
В 2005 году стало известно, что в Харбине планируется реконструкция района, прилегающего к Иверскому храму, рядом с которым был захоронен Каппель. Всю территорию рядом с храмом должны были покрыть толстым слоем асфальта, после чего найти останки Каппеля стало бы едва ли возможно. Мы обратились к министру иностранных дел Сергею Лаврову, который очень нам помог. Планировалась поездка Президента РФ Владимира Путина в Китай, этим визитом открывался год России в Китае, и вопрос об останках Каппеля был включен в повестку переговоров на высшем уровне.
И наконец, летом 2006 года пришло нам письмо из Китая с разрешением на приезд, но с условием: копать мы могли только один раз, в одном месте. Находим сразу — хорошо, не находим — всё, до свидания. Когда я осознал, какая огромная ответственность на меня падает, честно говоря, даже испугался. Но у меня уже было благословение Святейшего Патриарха Алексия на эту деятельность, и я понимал, что отступать никак нельзя.
— Кто вошел в состав Вашей делегации?
— Мы сформировали коллектив, в который вошел мой товарищ из Китая, китаевед и переводчик Дмитрий Напара. Он наш бывший соотечественник, русский человек из Москвы, волею обстоятельств
оказавшийся в Китае. Он параллельно с нами занимался теми же вопросами, мы общались через Интернет. К Каппелю он относился как к родному человеку, и мы заочно стали с ним близкими людьми. Кроме него в составе нашей группы был Андрей Кирисенко, представитель Первого канала российского телевидения, который ведет передачу «Служу Отчизне», вместе с оператором. Мы специально хотели заснять всё на пленку, документально засвидетельствовать каждый шаг. Еще в делегацию вошел очень известный, опытный криминалист Сергей Никитин. И я попросил отца Димитрия Смирнова, которого давно знал, окормлять нашу делегацию. Отец Димитрий возглавляет Синодальный отдел по взаимоотношениям с Вооруженными силами и правоохранительными учреждениями. И вот, мы всей делегацией наложили на себя трехдневный пост, отслужили молебен в Благовещенском храме на «Динамо», где отец Димитрий настоятель, и отправились в Китай.
В Пекине нас встретил первый секретарь нашего посольства в Китае Виктор Пашков. На территории посольства восстанавливается православный храм, но пока службы совершаются в приспособленном помещении и нет постоянного священника. Отец Димитрий отслужил Литургию, о которой заранее было объявлено. Собралось огромное количество народа, исповедовались, причащались. После всенощного бдения мы уехали в Харбин, где утром 13 декабря нас встретили вице-губернатор провинции Хэйлунцзян и вице-мэр Харбина. На переговорах с руководством области и города мы передали наличными денежную сумму за проведение работ, которую китайцы нам заранее озвучили. Затем успешно решили все организационные вопросы: где копаем, чем, сколько будет задействовано рабочих и т.д. Однако китайская сторона очень настороженно отнеслась к нашей просьбе: разрешить отслужить литию перед началом работ и панихиду в случае успешного завершения поисков. Но мы проявили настойчивость, и в конце концов они смилостивились и разрешили совершить богослужение. Это был некий миссионерский прорыв: ведь последний православный священник в Харбине умер за семь лет до нашего приезда, и за это время никаких православных богослужений там не совершалось.
— Приступая к работе, Вы были уверены в успехе?
— Мы надеялись, конечно, на лучшее, но и отдавали себе отчет в том, что шансов на успех у нас очень мало. Была ведь и такая версия: когда в 1956 году уничтожали надгробие на могиле Каппеля, его тело извлекли и сожгли. Копать мы могли только один раз, следовательно, права на ошибку у нас не было, мы должны были сразу правильно определить место. Один наш соотечественник, Николай Заика, долгое время жил в Харбине и по крупицам собирал всё, что относилось к Каппелю. У него был план с указанием места предполагаемого захоронения, хотя он делал оговорку, что гарантировать ничего не может. Мы располагали также фотографией 1946 года, запечатлевшей двух женщин возле могилы Каппеля. Но по фотографии можно было лишь приблизительно определить место захоронения; неясно было также, с южной или северной стороны находилась могила. И еще был казак в Чите, Вадим Перминов, который мальчиком жил в Харбине и ходил в эту церковь. Он помнил, где мог располагаться памятник. На могиле Каппеля ведь был установлен памятник в виде голгофы. Потом, когда в Китае к власти пришли коммунисты, они связались с московскими товарищами и памятник был разрушен. С Перминовым я всё время был на связи, он из Читы нас консультировал.
Откуда-то все наши ведущие телеканалы — и Первый, и НТВ, и Российский канал — узнали о предстоящих раскопках, и в Харбин съехались журналисты. Нас постоянно донимали вопросами: «А что вы будете делать, если не найдете?». На этот случай мы привезли с собой ковчег; если бы мы не нашли тело Каппеля, то отвезли бы на Родину землю, в которой он лежал. Вот в такой обстановке утром 14 декабря начались работы. Было ужасно холодно, там континентальный климат. Китайцы накрыли место раскопок специальным тентом, потому что по китайской традиции недопустимо, чтобы лучи солнца попадали в открытую могилу. В 9.00 я нанес несколько символических ударов киркой, а потом китайские рабочие продолжили, отбойными молотками и другими приспособлениями. Копают, копают — результата нет. Мы ведь наверное ничего не знали, а копать можно и до центра Земли… И вот, часам к четырем пополудни я начал унывать. Подошел к отцу Димитрию и говорю: «Наверное, батюшка, ничего не получится». А он отвечает: «Пойдем, чаю попьем». Там кафе какое-то было рядом. И я сидел в этом кафе и представлял себе, какие разговоры пойдут в случае неуспеха: несколько лет дергали всех, отрывали от дела… Отец Димитрий, видя мое состояние, спрашивает: «Ты чего?». Я говорю: «Батюшка, сколько сил впустую потратили». А он отвечает: «Да ты, раб Божий Александр, не унывай. Сейчас вот чаю попьем, вернемся — а там уже и Каппеля нашли». Я еще подумал: «Вашими бы устами, батюшка, мед пить». И вот, выходим из этой кафешки, а к нам люди бегут: «Отец Димитрий, Александр Николаевич — нашли!». Подходим и видим: лопата попала прямо в крышку саркофага, ящика из очень качественных досок. Подняли доски. Под ними красивый гроб с серебряными инкрустациями, с двуглавыми орлами — всё в прекрасном состоянии. И когда сняли крышку гроба, Каппель был просто как живой. Русые волосы, русая борода, погоны, Георгиевский бант — всё прекрасно сохранилось. Там можно было и экспертизу не проводить, и так всё было видно. Сергей Никитин так и сказал: «А что мне тут как специалисту делать, всё ясно». Но он все-таки посмотрел ноги, убедился, что ампутированы ступни именно так, как они были ампутированы у Каппеля. Я так подробно говорю об этом потому, что потом некоторые писали в Интернете, будто это не Каппель, нашли неизвестно кого… Но это полная ерунда. Ведь мы от этой акции никаких дивидендов себе не искали. Мы ее не пиарили, не стремились как-то прославиться, всё было сделано ради Христа — потому всё и получилось.
— Первоначальное намерение перезахоронить Каппеля в Чите сорвалось из-за противодействия тамошних коммунистов?
— Да, сначала мы хотели перезахоронить его в Чите, но когда коммунисты узнали об этом, такой шум поднялся, все эти силы зашевелились… Ситуация осложнялась тем, что там еще какие-то выборы предстояли. Нам позвонили и сказали, что губернатор Читы категорически против. Владыка Читинский и Забайкальский Евстафий предлагал на время выборов поместить останки в нижнем приделе кафедрального собора, а потом, когда выборы пройдут, перезахоронить в изначальном месте упокоения. Читинские власти — нет, ни в какую. И вот, останки обретены — и мы не знаем, что с ними делать, мы же не можем сидеть в Пекине с гробом. Отец Димитрий говорит: «Не переживай, не хотят в Чите — и не надо, мы его в Донском монастыре перезахороним. Пока идет поезд, мы постараемся попасть на прием к Святейшему Патриарху. Доложим ему всю обстановку, и, я думаю, он благословит». Так всё и получилось — промыслительно, потому что кто бы там когда поехал в Читу… А так — лежит генерал Каппель в самом центре Москвы, и любой человек, кто хочет, может прийти и ему поклониться. Там прекрасный мемориал: в центре — Каппель, а рядом захороненные годом ранее останки генерала А.И. Деникина и философа И.А. Ильина.
Поезд шел через всю Россию. В Чите встречало огромное количество народа, с хоругвями, знаменами, казаки забайкальские… В Иркутске колокольный звон был, когда подходил поезд, и везде по пути следования люди каким-то образом узнавали и приходили, хотя никто заранее не оповещал. Мы тем временем прилетели в Москву. Святейший Патриарх Алексий принял нас с отцом Димитрием, был очень тронут нашим рассказом, благословил без вопросов захоронение и определил дату на святках — 13 января. У нас было крайне мало времени на оформление огромного количества бумаг, но, с Божией помощью, за эти дни новогодних праздников, когда никто и ничто не работает, удалось всё сделать.
Поминальную службу при захоронении возглавил епископ Егорьевский Марк. Всё было очень торжественно, более тысячи человек присутствовало, много молодежи, военных, старшие офицеры несли гроб. Так закончилась эта история. А потом, через год, мы воссоздали памятник — сделали точную копию того, который был в Харбине. Возродили и благочестивую традицию собираться в день небесного покровителя Каппеля, равноапостольного князя Владимира. Это была традиция каппелевцев — они 28 июля съезжались в Харбин со всего мира — кто из Европы, кто из Австралии, кто из США, кто из Латинской Америки. Традиция существовала до тех пор, пока китайские власти не уничтожили памятник. Мы ее возродили, и вот, эта цепочка времен соединяет нас со старой Россией. И многие приходят, это видно по тому, что постоянно живые цветы на могиле.
Жизнь за други своя
Владимир Оскарович Каппель родился в 1883 году. Скандинавская фамилия — от выходца из Швеции, чьи потомки верой и правдой служили России, не нажив, впрочем, палат каменных: «Родового и благоприобретенного имущества за потомственными дворянами Каппелями на конец XIX века не значилось»*. Отец — офицер, воевал в Средней Азии; дед с материнской стороны — генерал-лейтенант П.И. Постольский, герой обороны Севастополя; оба — Георгиевские кавалеры. Владимир Каппель с юных лет сделал выбор в духе семейных традиций: учеба в кадетском корпусе, затем в кавалерийском училище. С 1903 года — служба в Новомиргородском драгунском полку. Однополчанин полковник Сверчков вспоминал: «Из большинства господ офицеров полка он выделялся всесторонней образованностью, культурностью и начитанностью, думаю, что не осталось ни одной книги в нашей обширной библиотеке, которую он оставил бы непрочитанной. <…>
Владимира Оскаровича любили все, начиная от рядового 1-го эскадрона, в котором он вместе со мной служил, до командира полка включительно» (187). О необыкновенном личном обаянии Каппеля пишут и те, кто знал его много позже. «Он владел исключительным даром пленять сердца», — вспоминал участник Сибирского Ледяного похода М. Рокотов (220). «Жизнерадостен, обаятелен, обворожителен» (158) — таким запомнил генерала Каппеля протоиерей Петр Рождественский, окормлявший одну из каппелевских частей.
В 1908 году Каппель встретил девушку, с которой его связала взаимная любовь, но родители избранницы и слышать не хотели о браке с небогатым армейским поручиком. Каппель вполне по-гусарски похитил возлюбленную, и они обвенчались в сельской церкви. Он вообще всегда добивался поставленной цели: недобрав баллов на экзаменах в Академию Генерального штаба, предпринял новую, успешную попытку и окончил Академию в числе лучших выпускников как раз перед началом Первой мировой войны, которую современники называли Великой и Второй Отечественной. На ее фронтах Каппель, ко времени революции подполковник, заслужил пять орденов. И вот — роковой февраль 1917-го, сорвавший близкую победу России, кровавой чертой разделивший русскую жизнь на «до» и «после».
Каппель до конца своих дней был убежденным монархистом. Его биограф А.А. Федорович отмечал: «Владимир Оскарович слишком чтил ушедший в феврале строй, чтобы дешевыми, звонкими фразами говорить о нем. <…> Каждый злобный, грязный и, в большинстве, до идиотизма глупый выкрик в адрес прошлого глубоко ранил его душу и оскорблял его» (30). Но свои взгляды в сложившихся обстоятельствах Каппель не афишировал — не из страха, он не знал такого слова, просто считал нецелесообразным погибать ради бравады, когда можно жизнью и смертью послужить Родине. Из того же здравого прагматизма в июне 1918-го встал во главе 1-й добровольческой дружины формировавшейся в Самаре Народной армии. Самарское правительство Комуча (Комитета членов Учредительного собрания) состояло из эсеров; нисколько не сочувствуя их политическим воззрениям, Каппель считал возможным сотрудничать с ними во имя главной цели — спасения России от большевизма.
Оставшиеся ему полтора года жизни вместили путь от подполковника до генерал-лейтенанта, Главнокомандующего войсками Восточного фронта. Со своим отрядом, поначалу состоявшим из 350 добровольцев, Каппель одерживает блистательные победы над десятикратно превосходящим противником, берет Сызрань, Ставрополь, Симбирск; всюду его солдат встречают объятиями и цветами как освободителей. Причем побеждает Каппель с минимальными потерями. Его обычный приказ младшим командирам: «Не рискуйте — берегите людей! Каждый боец дорог!» (248). «Солдатский генерал», как его называли, случалось, брал винтовку и сам залегал в цепь со своими бойцами, в сражении бывал в самых опасных местах. Зато и бойцы за Каппелем готовы были в огонь и воду.
За его голову большевики назначили огромную денежную награду. Очевидец событий вспоминал, как отряд Каппеля стремительно носился по Волге, сея панику в рядах красных, которые «скрежетали при появлении каппелевцев, но сделать с ними ничего не могли. Если же приходилось захватывать раненых каппелевцев, то красные вымещали на них свою злобу. В Самару привозили трупы каппелевцев, брошенные красными: отрезанные уши и нос, вырезанные веки, изрубленные как лапша щеки, выколотые глаза, содранная кожа и прижженное мясо» (567).
7 августа 1918 года Каппель с помощью чехословаков взял Казань вместе с находившимся там золотым запасом Российской империи. Именно благодаря Каппелю золото было своевременно вывезено и до копейки сохранено для нужд белых армий. Сразу после взятия белыми Казани против большевиков восстали рабочие Ижевска и Воткинска. Рабочие Нижнего Новгорода присылали к Каппелю ходоков с просьбами поддержать их готовящееся выступление. Существование советской власти становилось проблематичным. Но плоды побед полководца были сведены к нулю бездарным правительством Комуча: занятое партийными дрязгами и вынюхиванием «контрреволюции», оно не умело ни провести мобилизацию, ни организовать работу тыла, и драгоценное время было упущено. Не краше Комуча была и сменившая его Уфимская директория. Когда 18 ноября к власти пришел Колчак, Каппель, как и другие белые военачальники, признал его Верховным правителем России.
Большевистские газеты, со смесью ненависти и скрытого восхищения, называли Каппеля «маленьким Наполеоном». Действительно, благодаря полководческому дару Каппеля раздетые, разутые, плохо вооруженные войска под его началом побеждали численно превосходящего противника — побеждали только маневрированием и беззаветной храбростью. Но бонапартистских амбиций генерал не имел, политикой не занимался, хотя понимал специфику Гражданской войны куда лучше многих штатских политиканов. Каппель всегда отпускал на свободу пленных рядовых красноармейцев: пусть знают, что белые воюют не с народом, а с коммунистами; умел говорить с простыми людьми, доходчиво объясняя им цели белой борьбы. Из обращения Каппеля к крестьянам: «Там, где утверждается советская власть, там не будет трудовой крестьянской собственности, там в каждой деревне небольшая кучка бездельников, образовав комитеты бедноты, получит право отнимать у каждого всё, что им хочется. Большевики отвергают Бога, и, заменив Божью любовь ненавистью, вы будете беспощадно истреблять друг друга. Большевики несут вам завет ненависти к Христу, новое красное “евангелие”…» (145). Примечательный случай произошел на заводе Аша-Балашовский. Распропагандированные коммунистами рабочие постановили чинить препятствия проходящим войскам Каппеля, а его самого убить. Узнав об этом, он без всякой охраны явился на многолюдный рабочий митинг и попросил слова: «Я генерал Каппель и пришел поговорить с вами как с русскими людьми» (307). Митингующие стали в панике разбегаться; не без труда их остановив, генерал произнес речь, после которой рабочие несли его на руках и выражали готовность всячески содействовать его войскам. Не забывал Каппель и о семьях своих бойцов. Близкий сподвижник полковник В.О. Вырыпаев вспоминал, как однажды ему, после тифа временно не годному к строевой службе, по поручению Каппеля пришлось разбирать скопившуюся личную почту генерала: «Большею частью это были просьбы о помощи от жен или родственников, потерявших связь с ушедшими в белую армию бойцами. Многим была оказана помощь из штаба 3-й армии, а также многим Каппель помогал из личных средств — получаемого им жалованья, которое он расходовал до последней копейки, никому не отказывая» (329). До «последней копейки» — не метафора: тот же мемуарист рассказывает, как генералу из-за пустых карманов доводилось оставаться голодным…
К декабрю 1919-го положение белых войск в Сибири стало катастрофическим, в частности, из-за предательства чехов. Эти бывшие пленные, когда-то облагодетельствованные русским царским правительством и на первых порах ставшие союзниками белых, теперь вели себя как обнаглевшие оккупанты. Они лишили русских доступа к железной дороге, которую якобы охраняли и которая понадобилась самим чехам для вывоза награбленного имущества. Войска не могли подвозить боеприпасы, эвакуировать раненых в тыл, а передвигаться оставалось только походным порядком. Резервов для борьбы еще и с чехами у белых не было. Каппель, 11 декабря назначенный Главнокомандующим войсками Восточного фронта, послал чешскому командующему генералу Я. Сыровы телеграмму, в которой требовал остановить бесчинства «союзников» и вызывал Сыровы на поединок. Русский офицер, лежавший в госпитале с чехами, вспоминал, как те говорили, что их позор несмываем, если чешский командующий уклонится от дуэли; Сыровы именно это и сделал. В те же дни в Красноярске генерал Зиневич поднял восстание и перешел на сторону советов. По телеграфу предложил Каппелю встретиться, поговорить о заключении мира с большевиками. Каппель ответил, что с поработителями России мириться не намерен и с предателями Родины ему разговаривать не о чем. В таких условиях он принял верховное командование и совершил свой последний подвиг, ценою собственной жизни выведя многотысячную армию из окружения.
Войска двинулись к Иркутску, где должны были встретиться с Колчаком. Каппелевцы шли по льду реки Кан, куда с сопок стекают незамерзающие горячие ключи. Жалея коня, Каппель вел его в поводу. Провалившись в полынью, зачерпнул воду в сапоги и никому об этом не сказал. Лишь на третьи сутки показалась первая деревня. Без хирургических инструментов, простым ножом, без наркоза — какой в тайге наркоз — врач ампутировал генералу обмороженные ступни. Вырыпаев вспоминал: «Скоро после операции Каппелю стало легче. Слегка приподнявшись на кровати, он приступил к организации порядка движения, отдавая необходимые распоряжения» (342). Для продолжения пути нашли удобные сани, но Каппель приказал подать коня. Сани — для раненых и больных; себя же, после ампутации и, как выяснилось впоследствии, с двухсторонним воспалением легких, он счел достаточно здоровым, чтобы продолжать путь верхом и вести армию. Вспоминает Вырыпаев: «Вставать на ноги и ходить Каппель не мог, так что, приходя на ночлег, мы осторожно снимали его с седла, вносили в избу, клали на кровать, а доктор делал ему очередную перевязку» (342). Так продолжалось десять дней; зато солдаты, как всегда, видели любимого командира, и это вселяло в усталых, измученных людей веру в успех. Потом держаться в седле не стало сил, но генерал продолжал руководить движением войск на Иркутск, где преданный «союзниками» Колчак находился уже в качестве пленника. Когда каппелевцы вновь вышли к Транссибу, чехи, очень уважавшие Каппеля, предложили ему место в своем эшелоне, гарантируя безопасность и секретность. Он отказался. Перед смертью сказал: «Передайте войскам, что я любил Россию, любил их и своей смертью среди них доказал это» (210). Каппель скончался 26 января 1920 года в возрасте 36 лет. Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих (Ин. 15, 13). Похоронить его смогли лишь месяц спустя. Вырыпаев вспоминал: «В день похорон в городе Чите творилось что-то невероятное. Не только храм, но и все прилегающие к нему улицы были заполнены самым разнообразным по своему виду народом. <…> Такого скопления народа на похоронах я, проживший долгую жизнь, никогда не видел» (349). Для русской эмиграции светлое имя Каппеля было священным; на Родине его постарались оболгать и предать забвению. Но время всё расставило по местам: Каппель вернулся, мы помним, чтим, любим…
Подготовила Оксана Гаркавенко
Журнал “Православие и современность”, №24 (40)