«Стяжи дух мирен… (прп. Серафим Саровский). О хранении в обители духа братолюбия и благодарения и удалении от ропота и осуждения»
«Стяжи дух мирен и тысячи вокруг тебя спасутся». Великий угодник Божий преп. Серафим Саровский, произнесший эти всем нам известные слова о стяжании мирного духа как залоге спасения как своей души, так и окружающих нас, разъяснял в своих поучениях, что этот искомый мир душевный приобретается не иначе как скорбями: «Проидохом сквозе́ огнь и воду, и извел еси ны в покой» (Пс.65,12).
Этот благодатный внутренний мир, как особое духовное сокровище оставил Господь наш Иисус Христос ученикам Своим, а через них всей Своей Церкви. Святой Серафим поясняет, что «мы должны все свои мысли, желания и действия сосредоточивать к тому, чтобы получить мир Божий и с Церковью всегда вопиять: «Господи Боже наш, мир даждь нам» (Ис.26,12)».
Преп. Максим Исповедник также говорит об этом даре одновременно как об аскетической задаче для каждого христианина: «уходя на страдание, Господь послал нам мир, а восстав из мёртвых, снова даровал нам мир (Ин.14:27). Что хотел Он этим обозначить? Что мы должны бесстрастно терпеть неблагоприятные времена, не поддаваясь тягостным обстоятельствам и не лишаясь надежды на лучшее, но и не увлекаться событиями, дающими повод для радости, и не отвергать воспитывающий нас разум, – а оставаться всегда одинаковыми и в страдании, и в благополучии».
В толковании на слова апостола Павла «Мир имейте и святыню со всеми, ихже кроме́ никтоже у́зрит Господа» (Евр.12,14) свт. Иоанн Златоуст указывает, что здесь апостол соединяет мир со святостью чтобы показать, что Господь «требует не только чистоты тела, но и мира, … чтобы мы и помыслы свои удерживали, не допуская в себе никакого возмущения или смятения душевного, а провождали жизнь спокойную и безмятежную, и чтобы со всеми другими обращались мирно, были тихи, кротки и снисходительны, так чтобы все черты добродетели отражались на нашем лице».
Ученик преп. Паисия Афонского митр. Афанасий Лимасольский особенно указывает на значение мирного устроения старшего в обители для ее благоустройства, сравнивая взаимоотношения игумена и братства с сообщающимися сосудами. «Если игумен радостен, улыбается, спокоен и в хорошем настроении, то его состояние передается и всей братии, все пребывают в радости и хорошем расположении духа. И наоборот, если игумен ходит нахмуренный, расстроенный, если он раздражен или разочарован, тогда и все братство словно погружается во тьму этих отрицательных переживаний».
Мы конечно же понимаем, что пронести свое служение без возмущения и смятения душевных сил не под силу никому из нас, но духовная борьба за превалирование мирного устроения в сердце и настроении начальствующего есть важнейшая часть того служения, на которое мы поставлены Господом Богом.
Преп. Исидор Пелусиот призывал церковного начальника стараться «направлять ладью начальствования так, чтобы подначальные, сколько от тебя зависит, пребывали необуреваемыми. Если дело это требует трудов, то имеет оно и радости» [Светлейшему Тимфею]. По суждению преподобного «начальственная власть, если не растворяется с кротостью и если не цветет в ней служащая Богу снисходительность, есть более безрассудство и жестокость. Если же соединена она с кротостью, а кротостью правит справедливость, то она и правота, и благость, и путь правосудия, и тишина в делах» [правителю Немесию].
По мысли же преп. Макария Оптинского начальствование проходимое «не для своих выгод и спокойствия, но для спасения ближних, … неминуемо сопряжено со скорбями и с неспокойствием». Скорби здесь имеют более внутренний характер, в том числе от духовных переживаний в заботах о братстве или сестричестве, когда, чувствуя ответственность и перед Богом, и перед начальством начальствующий неизбежно встаёт перед мысленными и душевными дилеммами: «как поступить? Духом кротости? – не всем таковая полезна; духом строгости? – никого не останется, или до крайней степени отягчатся и возропщут. Иной живет сколько лет, по внешним заслугам надо постричь, а по устроению опасно; тут и беда – тесно отовсюду» (преп. Макарий Оптинский).
Нередко начальствующего может посещать и дух уныние и малодушия, которые «весьма вредны. Они не только не облегчают …, но более усугубляют тяготу начальства, расслабляя дух и как бы отнимая руки от предлежащих дел». Преп. Амвросий Оптинский вразумлял своих духовных чад, проходящих начальственное служение мыслями о возгревании монашеского самоотвержения в трудах на благо ближнего, а также глубокой преданности «воле Всеблагого и Всепремудрого Промысла Божия». Оптинский старец указывает на эти добродетели как главные «причины успокоения душевного» ссылаясь в том числе на «опытнейшего из начальников монастырских» преподобного авву Дорофея, любившего повторять: «Хочу, как будет» (преп. Амвросий Оптинский).
Святой же Серафим Саровский поучает, что «для сохранения мира душевного …. всячески должно избегать осуждения других. Неосуждением и молчанием сохраняется мир душевный. Когда в таком устроении бывает человек, то получает Божественные откровения». Нам, безусловно, всем бы хотелось приблизиться к такому устроению, но для начальствующего в обители представляется весьма трудноисполнимым исполнение добродетелей выделенных посреди множества других преп. Серафимом Саровским, ибо по своему служению таковой призван выносить суждения и, принимая многоразличные решения, озвучивать их подчиненным. Последнее зачастую приводит к противоречиям, а подчас и пререканиям, еще более отдаляя нас от мира душевного.
С одной стороны в святоотеческом наследии мы находим мысль о том, что начальствование избавляет «от неправильного прохождения молитвы Иисусовой и не попускает впасть в прелесть вражию», регулярно приводя нас в смирение через открывающиеся в бурных смятениях немощи. Легко быть отдаленным от человеческих страстей и пререканий, ощущая себя достигшим некоторого духовного уровня, но тяжело носить тяготы и немощи ближних. Но дар познания себя оказывается спасительным антидотом высокоумия.
Так по учению преп. Никиты Стифата «все к бесчестью нашему с нами случающееся от людей, или от демонов, праведным судом Божиим, по Его домостроительству случается к смирению суетного надмения наших душ. … ибо Он «кроток был и смирен сердцем» (Мф. 11, 29); каковыми и нам желает быть Он, претерпевший за нас смерть неправедную и бесчестную. Потому ничто другое так Ему не любезно и не привлекательно во всякой воистину добродетели, и ничто так не сильно́ возвысить нас от гноища страстей, как кротость, смирение и любовь к ближнему: так что, когда мы творим добродетели без соприсутствия их, тогда всякое наше делание суетно, и всякий труд подвизания бесполезен и Богу неприятен».
Здесь мы обратим внимание на особый акцент в духовном наследии свт. Игнатия Кавказского на понятие «подвига нищеты духовной». В эпоху торжества информации и знания, когда души людей невольно надмеваются ощущением своей богатой осведомленности в разных сферах, острую актуальность приобретает именно этот подвиг, который также назван свт. Игнатием «подвигом веры» и означает смиренное «возвеличивание» в нашем внутреннем мире Бога при одновременном смирении самого себя. Такой подвиг называется также Святителем «подвигом смирения». Он сам по себе приносит духовную победу христианину, даже не будучи усилен аскезой телесного и душевного плана. В то же время этот самый подвиг веры дает животворную силу телесному и душевному подвигам при их исполнении.
«Верою возвеличь в себе Бога и Он возвеличит тебя безстрастием и духовным разумом» писал свт. Игнатий в одном из своих писем к монашествующим [письмо 167]. Подвигу телесного и даже душевного усилия, по мысли Святителя, должен в нашу эпоху предпочитаться подвиг «духовного самоупразднения, самоуничижения –– когда христианин отрекается «сам в себе от всякого сознания достоинства к преуспеянию» и пребывает «в нищете духа», предстоя мысленно Богу с терпеливым прошением и ожиданием милости Божией. Такой «смиренный подвиг» [письмо 229] объединяет в себе добродетели трезвения, благоговения и искреннего послушания Богу и Его святой Церкви. Человек в таком подвиге как бы отрекается от всего «своего», благоговейно отдавая место Божьему действию, трезво понимая, что все человеческое (даже самое лучшее и возвышенное) ненадежно и непостоянно, привыкая видеть, слышать и понимать Бога в Его Промысле о мире и человеке». Такое духовное делание крайне важно для современных начальствующих и может стать крепким фундаментом для стяжания искомого мира душевного.
При этом конечно же не отменяется посильный подвиг аскетических усилий. Так, например, по мысли преп. Серафима Саровского, нам особенно важно хранить язык в момент душевного возмущения, чтобы исполнить слово Псалмопевца: «Смятохся и не глаголах» (Пс.76,5). «Когда человек придет в мирное устроение, тогда он может от себя и на прочих издавать свет просвещения разума», а в смятенном духе человек даже если изречет истинно правдивые суждения, то (по мысли свт. Иоанна Златоустого) обрекает себя на то, что не будет понят и услышан.
Если сравнить игумена (игумению) с родителями многочисленной семьи, то вполне можно перенести на монашескую обитель наставление великого чудотворца XX века преп. Порфирия Кавсокаливита «больше говорите Богу о детях, чем детям о Боге!». Старец, живя в столице Греции и наблюдая множество примеров неправильных воспитательных подходов отмечал: «матери умеют переживать, советовать, многословить, но не умеют молиться. Многие советы и указания приносят вред. Детям не нужно много слов. Слова ударяют в уши, а молитва идет в сердце. Требуется молитва с верою, без стрессов, но и с хорошим примером». Думается, что и в опыте монастырской жизни этот совет очень благоприличен.
Не будем забывать, что такой отличительный признак нашей эпохи как яркое проявление своеобразной атмосферы «отсутствия авторитетов», девальвации авторитета старшего поколения, имеющих своей причиной множественные возможности самообразования, пускай даже поверхностного, но создающего ложное впечатление глубокой осведомленности, делает наше слово весьма трудноусвояемым. «Поднахватавшиеся» через Интернет, так и посредством огромного количества свободно распространяемой духовной и псевдодуховной литературы, множества аскетических и богословских идей современные послушники и иноки часто напоминают возгордившися подростков. И здесь крайне уместными видятся следующие наставления преп. Порфирия: «когда ты видишь, что лукавый побеждает твоего сына, вместо того чтобы гневаться на него из-за его непослушания, помолись Богу. Научись говорить с Богом о своих детях, вместо того чтобы ссориться с ними; поведай Богу все свои скорби о них». «Больше молись и меньше говори. Всем требуется много молитвы и мало слов».
Служение игуменское предоставляет все-таки немало возможностей для стяжания внутреннего молчания. Следует обратить внимание на то, что мы можем научиться молчанию в множественных диалогах. Митр. Антоний Сурожский отмечал, что часто бывает, когда другой человек рассказывает нам о чем-либо, делится с нами своими переживаниями, мы, с одной стороны, следим за его речью и одновременно внутренне с ним полемизируем, готовим ответ, думаем о том, что мы сейчас ему скажем. Получается, что мы слушаем человека более внешним образом, схватывая его основные мысли, оценивая последствия нашего согласия или несогласия с ним, то есть воспринимаем его речь на фоне наших собственных мыслей. В таком случае мы не улавливаем более глубинной сути того, что нам говорят, не чувствуем, что за сказанным нам словом есть нечто большее, есть душа человека, его боль и его горе, его слабости. Думается, что зачастую мы даже видим эти слабости, но воспринимаем их с недовольством и раздражением, а ведь если человек не справляется со своим внутренним беспокойством и паникой, то раздражением и «сухой правдой», формальными цитатами из Писания и отцов Церкви мы ему не сможем помочь.
Умение внутренне молчать и слушать связано с умение молитвенно ходатайствовать перед Господом за того, кто к нам обращается в данный момент. Авва Пимен Великий высказался в этом смысле таким образом: «иной человек представляется молчащим, но сердце его осуждает других. Труды такового тщетны. Другой с утра до вечера говорит и вместе пребывает в молчании, потому что говорит одно полезное для души». Внутренне молчание, таким образом, можно определить как умение услышать и человека, и Самого Бога, осознавая, что именно полезно для последнего, и что именно он может услышать в данный момент.
Иным образом можно определить внутренне молчание как способность побеждать зло добром (Рим: 12: 21). Святой праведный Иоанн Кронштадтский указывал, что священнослужители и монашествующие должны быть наиболее опытными в искусстве побеждать злое благим. Зло здесь имеется прежде всего именно то, которое возникает в наших сердцах в ответ на зло внешнее, приходящее в наши души от неблагодарности, хамства и бессовестности окружающих.
Митрополит Антоний Сурожский приводил описание внутреннего состояния человека при посещении больного, когда наше внутренне зло, не всегда четко осознаваемое, может проявляться в желании проявив малую заботу получить внутреннее разрешение на быстрый уход от страждущего. Тяжело включиться в его крест, «принять его страдание в свое сердце так, что уже не разлучиться с ним (здесь речь идет не о внешнем, а о внутреннем)». Приходя к больному, мы спрашиваем его: «Ну как ты сегодня?». И человек, видя в наших глазах надежду на то, что мы хотим услышать только хорошее, и понимает, что мы не хотим надолго с ним связываться, отвечает нам: «Хорошо! Сегодня уже лучше». И мы не слышим то, что при этом в его голосе, мы не слышим его боли, а слышим только то, что мы хотим услышать и говорим: «Как я рад!». Таким образом мы «спаслись от нужды сострадать». Еще более трудной представляется задача сострадания, когда человек больной телом или душой налагает на нас множество различных претензий на внимание и заботу.
Более того, по учению святых отцов для стяжания внутреннего благодатного мира необходимо научиться не только переносить с внешним спокойствием, но и «всеми мерами надобно стараться, чтоб сохранить мир душевный и не возмущаться оскорблениями от других; для сего нужно всячески стараться удерживать гнев и посредством внимания ум и сердце соблюдать от непристойных движений» (преп. Серафим Саровский). Каким образом возможно обучиться перенесению оскорблений, в таком расположении, чтобы они «как бы … нас не касались»? Святой Серафим Саровский учил, что «таковое упражнение может доставить человеческому сердцу тишину и соделать оное обителью для Самого Бога».
Думается, что именно потому, что образ жизни двенадцати апостолов последующих Христу, а также образ первой иерусалимской христианской общины с апостолами во главе, послужили источником вдохновения для первых святых законодателей раннехристианских монашеских общежитий, а также в силу самих обетов монашеского пострига мы можем дерзновенно вдохновляться примером Самого Спасителя, Господа Иисуса Христа. Ведь принимая параман «во обручение ангельскаго образа» мы слышали, что это совершается «во всегдашнее воспоминание злострадания и уничижения, оплевания, поношения, ран, заушения, распятия и смерти Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа, яже волею нас ради претерпе, и во еже по елику мощно сия подражати тщатися».
Однако, при этом важно наблюдать, чтобы оскорбления или недовольства на нас приходящие не имели под собою недостаточную заботу игумена о своих подопечных, которая по мысли свт. Василия Великого должна быть «наподобие отца о своих законных детях», а по слову преп. Серафима Саровского наподобие материнской. Необходимость «обращать внимание на нужды каждого, и, по возможности, употреблять приличное врачевание и заботу, и поддерживать с любовию и свойственным отцу доброжелательством каждый член, действительно немощствующий по душе или по телу» предписывается Уставом Свт. Василия Великого и приносит братству крепкое основание мира и гармонии.
Важно также помнить о необходимости ввиду немощей насельников не забывать о возможной мере «справедливости» в управлении обителью. Несмотря на рассуждения святых отцов о запрете на поиск справедливости в их поучениях к мирянам, и тем более монахам, игуменское служение требует посильного исполнения этого правила в обители. «Если хочешь быть другом Божиим, управляй с твердостью, оказывая справедливость, не за дары, не по дружбе, но по достоинству» (преп. Исидор Пелусиот).
«Чтобы избавиться от осуждения, должно внимать себе, ни от кого не принимать худых вестей и быть ко всему мертву» – говорит преп. Серафим Саровский. Здесь мы также находим большие трудности для начальствующего в обители. Худые вести приходят к игуменствующим непрерывным потоком, а вынесение суда является прямой обязанностью.
Тем более усердна должна быть наша молитва о даре суда в духе Христовом, когда строгость и мера снисходительности в наказании определяется не эмоциями, страхами или гневливостью, а молитвенным испрашиванием воли Божией и пользы монашеской общины. Понимая, что злое чувство в душе несмотря ни на какие кажущиеся благовидными предлоги «всегда исчадие диавольское» (св прав Иоанн Кроншт) будем приносить Богу молитву основанную на словах Самого Христа: «дай мне Господи не судить строго, чтобы и Ты меня строго не судил».
Не будем оправдывать себя многопопечительностью нашего служения, памятуя наставление преп. Амвросия Оптинского: «Хотя начальникам и недосужно читать святоотеческие книги, а следует их почитывать, среди недосугов улучая и уделяя на то хоть несколько времени. Чтение это может укреплять нас душевно и умирять внутреннее наше расположение, возмущаемое встречающимися неприятными обстоятельствами». Необходимо также оставлять и насельникам время на духовное чтение и проверять верность усвоения ими материала. Ко всем нам применимы слова «Мысли добрые и Богу угодные нигде так не бывают, как в уединении и молчании» свт. Тихон Задонский. Но для несущих игуменское служение особенно необходимо накопление личного опыта в освоении святоотеческих категорий «внутреннего молчания» и «тайного поучения», «внутреннего неосуждения» и чувства милосердия при вынесении необходимых в жизни обители решений, что представляется невозможным без практики уединённой молитвы и чтения.
Пример старца Афонского Иеронима Соломенцева из его дневниковых записей). «Во всем я немощен, и я немало удивляюсь другим, как они могут быть спокойны без чтения от прилогов разных худых мыслей. Я, если и на малое время оставлю чтение, и тогда страдаю от прилива злых мыслей, тут от праздности ума чего не придет на память, всякая чепуха и вздор лезут в ум, а когда постоянно занимаюсь чтением, тогда и ум, и память бывают чисты и покойны» [письмо к сестре от 17 ноября 1864 года].
Требуется особенное внимание к тому, как усваивают иноки святоотеческие мысли. Подчас неверное понимание священных текстов становятся причиной глубокого немирствия молодых монашествующих. Особенно важно, что и среди аскетических текстов есть вершины, от которых следует предостерегать подопечных. Следует также помнить, что, например, в сборник Добротолюбие вошли сочинения Евагрия Понтийского, который писал, в частности, «дева беспокойная не спасется», а также высказывал и прочие мнения получившие резкую оценку преподобного Иоанна Лествичника («Богопротивный Евагрий воображал, что он из премудрых премудрейший, как по красноречию, так и по высоте мыслей: но он обманывался, бедный, и оказался безумнейшим из безумных, как во многих своих мнениях, так и в следующем. Он говорит: «Когда душа наша желает различных снедей, тогда должно изнурять её хлебом и водою». Предписывать это то же, что сказать малому отроку, чтобы он одним шагом взошёл на самый верх лестницы»).
Еще много можно было бы рассуждать о том, чего нам всем не хватает, о мире Христовом, о котором преп. Серафим сказал, что «ничто же лучше есть во Христе мира, в нем же разрушается всякая брань воздушных и земных духов». Но говоря о молчании странным будет говорить много. Поэтому позвольте мне закончить этот доклад молитвенным пожеланием чтобы мир Божий, «который превыше всякого ума» всегда соблюдал сердца наши и помышления во Христе Иисусе. (Флп.4:7)
Епископ Кирилл Сергиево-Посадский и Дмитровский, ректор МДА